50 и одно дыхание глубже - Лина Мур

– Спасибо, – медленно отвечаю я, просматривая чёткие графики, и, действительно, идеальные работы по всем аспектам.

– Не за что, – улыбается он.

– Скажи, во сколько ты встал? – Спрашиваю я и, откладывая папки, поднимаю на него голову.

– Не помню. В три часа или четыре. А, может быть, вообще, не спал. Лежал и думал, смотрел на тебя, потом затекло всё тело. Принял душ и попросил Майкла привезти мне одежду. Совершил пробежку, купил продукты, выбросил твои, помог тебе с учёбой, съездил домой…

– Стоп, – поднимаю две руки. Удивление на его лице не идёт в сравнении с моим. Я ни черта не понимаю, что с ним творится, но теперь уверена с ним что-то не так.

– Когда ты спал в последний раз? – Осведомляюсь я. Отводит взгляд, подходит к столу и берёт папки. Вот она причина.

– Спал, – отрезает он, возвращая мои работы обратно на стол.

– Когда? – Иду за ним.

– Дня три назад, может быть, четыре или неделю…

– Ты не спишь по ночам? Николас, – хватаю его за локоть, ведь пытается убежать от меня, от вопросов, от догадок.

– Нет. Я не сплю по ночам. Иногда днём, иногда вечером, пока светло, – тяжело вздыхает, щёлкая языком.

– Почему? Кошмары…

– Мишель, ты не позавтракала, – снимая мою руку со своего локтя, толкает меня к кухне.

– К чёрту этот завтрак. Николас, ответь. Я не хочу больше тайн. Что с тобой? Почему ты не спишь и ведёшь себя очень странно? – Кладу руку на его плечо и обхожу, останавливаясь напротив него. Вижу, что не хочет отвечать. Вижу, как сжимает губы, как дыхание нарушается.

– После той ночи я не могу спать. Кошмары стали жёстче. Там есть ты и он. А я не могу защитить тебя… я… – подбирает слова, но и без них всё понимаю.

– Как это исправить? Ведь сейчас мы вместе, и всё пройдёт. Тебе надо попытаться поспать ночью, – тихо произношу я, перемещая свою ладонь на его грудь. Поднимает голову и натянуто улыбается мне, накрывая своей рукой мою.

– Пройдёт, крошка. Это было и раньше, – заверяет меня.

– Это из-за сессии? Твоей? Ведь это была она, не так ли? – Вглядываюсь в его глаза. Барьер. Снова устанавливает эту грань, за которую не пускает меня.

– Это из-за меня. Мой психолог говорит, что я связал прошлое и настоящее воедино. А должен разделить их. Но…

– Ты ходишь к психологу? – Удивляюсь я.

– Я хожу поболтать к этому придурку, не более того. Иногда в голове много информации, и её надо куда-то сбрасывать. Вот я и бросаю на него бомбы, чтобы обезопасить от них тех, кому я не хочу причинить зла. Его Райли где-то откопал. И он меня бесит меньше остальных, – отвечает он.

– Я знаю… знала. Райли говорил об этом, – вспоминаю слова при посещении здания корпорации.

– Если у тебя больше нет вопросов…

– У меня их тысячи, Николас. Я хочу знать всё, буквально всё, что касается тебя. Ты сказал, что хочешь жить по-новому. Но у нас не получится, потому что ты скрываешь от меня многое. А это играет против меня и тебя. Так больше не может быть, понимаешь? Мы снова вернёмся в прошлое, – кладу ладонь на его щёку, и такое необузданное желание помочь ему. Себе. Нам. Чтобы были мы, а не Мишель и Николас. Только мы.

– Я, как и ты, не могу поверить, что стою здесь, и ты дотрагиваешься до меня. Я нервничаю, Мишель. Сильно нервничаю, когда вижу тебя, слышу и чувствую. Это отторгается внутри, но я хочу быть с тобой. Мне необходимо что-то делать, чтобы поверить. И я делаю это. Мне хорошо. Даже сейчас мне очень хорошо. Я устал и это так приятно, хочу немного нашей тишины. Новой тишины. Хочу смотреть на тебя, пока ты будешь принимать пищу. Хочу многое, и я не могу вот так сразу всё выложить. Мне самому надо подготовиться. Поэтому прошу тебя, не дави на меня, я привыкаю, как и ты. Давай будем идти медленнее, хорошо? Немного медленнее. Знаю, что веду себя, как полный придурок. Но я не знаю, как мне вести себя. Мне хочется заботиться о тебе, это как подтверждение того, что ты рядом, – блестят его глаза. Чистые. Такие, каких я ещё не знала. Топлёный горький шоколад и безумно вкусный. Наркотик для меня.

– Конечно, Николас. У нас всё получится, если мы будем рассказывать друг другу о том, как реагируем на происходящее. Даже на прошлое. Хорошо, я буду завтракать, а ты можешь смотреть, – улыбаюсь ему, и он кивает. Убираю руки от него и, глубоко вздохнув, иду к столу, забираясь на стул, беру в руки приборы. Омлет уже остыл, но я буду есть, чтобы он смотрел на меня. И ведь делает это. Садится напротив. Наблюдает за каждым кусочком, что кладу себе в рот.

– Чай? Кофе? Есть апельсиновый сок, утром купил, – предлагает Николас.

– Сок. Спасибо, – улыбаясь ему, жую завтрак. Это очень необычно, что он везде чувствует себя хозяином. А я в гостях. Тоже смущаюсь, но и мне хорошо. Внутри тепло, словно он моё солнце, согревающее меня даже не дотрагиваясь.

Ставит полный бокал рядом со мной и, наливая себе, возвращается на место.

– Николас, а могу я задать вопрос? Он не особо приятный…

– Задавай. Ты можешь спрашивать меня обо всём, – перебивает меня, отпивая сок, и ставит бокал на стол.

– Как дела в клубе? И что за ублюдок, который бил тебя на видео? – На одном дыхании произношу. Быстро. Боюсь, что не позволю себе спросить это.

Он напрягается, набирает полную грудь кислорода и выдыхает его.

– Клуб открылся снова два дня назад. Я не могу лишить людей их дома, к которому они привыкли, – не смотрит на меня, избегает. Да и я тоже просто слушаю, тыкая вилкой в недоеденный омлет.

– Он не ублюдок, Мишель. Его зовут Эл, и он мой друг…

– Друзья разве так поступают? – Шепчу я, поднимая на него голову.

– Он не имел права отказаться, потому что знал – я заслужил. Таковы правила в этом мире, крошка. За каждую ошибку ты должен расплатиться вдвойне…

– Или же больше. Там было намного больше. Он же мог убить тебя! А заражение крови? Почему никто не помог? Почему…

– Это было моё желание, Мишель. Здесь нет виноватых. Это мой приказ. И они выполнили его, хотя всё же, Грегори приехал, и, пока я был в отключке, обработал всё, – встаёт со стула и забирает у меня тарелку.

– У тебя на следующий день была конференция. Я не могла ходить, сидеть, да даже дышать. У меня болело всё, особенно мышцы. Как? Скажи, как же ты это сделал, что никто не понял, насколько тебе больно? – Тихо спрашиваю я, наблюдая, как он выбрасывает омлет и, быстро ополаскивая тарелку, ставит её обратно.

– Я не чувствовал, – глухо произносит он, вытирая руки, и поворачивается ко мне.

– Обезболивающие?

– Нет. Ни разу не употреблял их. Я должен был ощутить всю палитру. Мне так легче принять свою ошибку, понимаешь? Было легче, до этого раза. Что-то пошло не так. Я больше не ощущал ни искупления, ни облегчения, а только тяжесть внутри. Если честно, даже не помню, что говорил на конференции. Я был в себе, анализировал всё снова и снова. Пытался понять, как мне жить, и смогу ли я это сделать. Ещё невозможность появится у тебя, а потом кладбище. Не знал, имею ли я право оскорблять твой траур своим появлением.